Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса II
Улица Якшто (A. Jakšto g.)
Драконов огонь
С самого начала не хотела тут жить.
Но выбора особо не было.
Дело даже не в том, что их с мужем общее желание удрать из Москвы было столь велико, что сгоряча согласились бы и на какое-нибудь Уагадугу[43]. И уж точно не в деньгах – видали мы на своем веку зарплаты и повыше. Но когда Дымыч начинал говорить о своей будущей работе, глаза у него сияли, как у мальчишки, только что посмотревшего очередную серию «Звездных войн». А когда рассказывал о городе, стоящем среди лесов, в трехстах километрах от Балтийского моря, они вспыхивали еще ярче, хоть электричество выключай за полной ненадобностью. Съездил туда на несколько дней в начале мая, и в его подробном отчете фигурировали черепичные, ясен пень, крыши, сладкая кипень цветущих садов, сияющие купола храмов, темное золото речных вод, туманы, струящиеся с вершин окрестных холмов, старинные ворота, волшебные дубравы, колокольные трели, островерхие башенки и прочие завиральные хроники Амбера. «Ты увидишь, – говорил он, – ты все сама увидишь».
Думала – вот интересно, что этакого можно увидеть на территории бывшего СССР, совсем недавно, курам на смех, объявившей себя взаправдашней Европой. Но если тебе, дружище, очень надо, чтобы я сама увидела – договорились, не вопрос. Лишь бы ты был доволен.
Очень хотела, чтобы глаза мужа продолжали сиять. Не заметила, когда они погасли, но явно же не вчера. И даже не год назад. И только теперь, когда вернулся старый добрый Дымыч, восторженный и вдохновенный, с запоздалым содроганием поняла, сколь велика разница. Была бы верующей, свечку поставила бы за чудесное спасение. И не одну.
Ей потребовалось почти все лето, чтобы завершить московские дела, так что муж уехал первым. Ежедневно транслировал неугасающие восторги посредством смс, скайпа, электронной почты, бумажных открыток и всех прочих средств связи, до которых мог дотянуться, разве только бутылки с посланиями в реку не бросал; впрочем, кто его знает. Рассказывал взахлеб: «Тут потрясающе. Чувствую себя, словно попал в волшебную страну, где меня давным-давно заждались и теперь стараются угодить. Впервые в жизни живу в городе, где мне нравится вообще все, без исключения, включая каждую трещину на стене подъезда», – и так далее.
Зная увлекающуюся натуру мужа, особых иллюзий не питала, но решила: если уж Дымычу настолько хорошо в этом дурацком Вильнюсе, все остальное – несущественные детали.
Прибыла в конце августа, практически на все готовое, как барыня, с небольшим чемоданом; прочее барахло отправила контейнером. Пока ехала в поезде – одна в совершенно пустом вагоне-люкс – настойчиво твердила себе, что с завтрашнего дня начнется совершенно новая жизнь. И почему бы ей не оказаться прекрасной и удивительной – просто для разнообразия. Жалко, что ли.
Почти убедила.
Утро, надо сказать, вполне задалось, невзирая на безбожно ранний подъем. Пограничники были безукоризненно вежливы, кофе, принесенный проводницей, оказался натуральным, а литовские леса за окном, хоть и не имели принципиальных отличий от предшествовавших им белорусских, добросовестно услаждали взор, умученный кубизмом мегаполиса. Однако первое знакомство с городом не сложилось. От вокзала добирались на такси, и даже радость, охватившая ее при встрече с мужем, не помешала отметить, что местный таксист слушает «Русское радио». Хотела удрать подальше от дорогих соотечественников с их милыми культурными пристрастиями? Ага, щас.
Сварливо подумала: «Так и знала. Здравствуй, дорогая европейская столица. Вот она, сладкая заграничная жизнь».
Четырехкомнатная квартира на улице Якшто, которую Дымыч снял без нее почти наобум, после первого же просмотра, оказалась огромной, с высоченными потолками и балконом на полфасада. Не слишком уютная, забитая смурными хозяйскими диванами, занавешенная тяжкими темными шторами, но это как раз дело поправимое, будет чем заняться помимо диссертации, которую теперь, вдали от московской суеты, просто грех не дописать. Как ни крути, а такого роскошного жилья у них никогда прежде не было. И досталось оно, по московским меркам, почти бесплатно – при том что в самом центре, до проспекта Гедиминаса, бывшей улицы Ленина всего один квартал. Отличная локация. Хотя, положа руку на сердце, лучше бы это была самая дальняя окраина какого-нибудь другого города. Действительно европейского. Ну хотя бы без «Русского радио» в каждом втором такси.
Старый центр оказался довольно красив, но запущен, местами – до полного безобразия. Бродить там надоело уже дня через три. Тем более, что компании пока не было, муж практически поселился на работе, домой только ночевать приходил, и что такое «выходной», похоже, забыл надолго. В начале любого большого проекта всегда так бывает, жаловаться и негодовать совершенно бесполезно, надо просто набраться терпения и подождать несколько месяцев, это она уже давно усвоила.
Кафе и рестораны здесь были дешевы до изумления, но нравились ей гораздо меньше тех немногих московских, куда они с Дымычем время от времени выбирались. Исследовала примерно полдюжины и окончательно утратила энтузиазм. Магазины, впрочем, оказались вполне ничего, особенно интерьерные, обустраивать дом в таких условиях – одно удовольствие. И на том спасибо.
Квартиру довела до ума сравнительно быстро, уже к концу октября. Очень вовремя – в ноябре погода окончательно испортилась, зарядили мелкие холодные дожди, да и смеркаться стало чуть ли не в четыре пополудни. Долгие сизо-синие сумерки навевали такую тоску, что лучше бы уж полная темнота. Что ж, мой дом – моя крепость, можно завесить окна, включить лампы, растопить камин и вовсе не выходить в город, который так и не стал – не то что любимым, но даже мало-мальски приятным для жизни местом.
Решила – ладно, подумаешь. Значит, еще несколько лет буду жить в городе, который мне не нравится. Ничего страшного, в Москве было не слаще. А здесь хотя бы Дымычу хорошо. Настолько, что на работу ходит пешком в любую погоду, говорит – пока такая запарка, надо использовать любую возможность пробежаться по городу, где за каждым углом притаились самые настоящие чудеса, и ведь не переводятся, сколько ни ходи. И специально ради этого на полчаса раньше встает, это Дымыч-то, который прежде от завтрака отказывался, лишь бы с утра подольше поспать. Поразительно.
Совершенно не понимала, что он нашел в унылом провинциальном городке, который даже по сравнению с соседней Ригой выглядел совершенно непрезентабельно. Но честно старалась не отравлять мужу удовольствие. Ни разу не пожаловалась, ничего не критиковала вслух. Напротив, подыгрывала как могла, старательно врала всякий раз, когда Дымыч принимался расспрашивать – дескать, да-да, мне все очень нравится, каждый день гуляю, несмотря на погоду, конечно, а как ты думал.
На самом деле выходила не дальше ближайшего супермаркета. Но особо не скучала, диссертация – отличный способ себя занять, ничуть не хуже вязания. И почти так же затягивает. А когда совсем не работается, можно вспомнить, что милосердный господь специально для такого случая создал пасьянсы. Ну, по крайней мере, не препятствовал их изобретению. Полдня можно убить одной левой, а вторая половина, убоявшись расправы, пролетит столь стремительно, что ужин приготовить не успеешь, а муж уже на пороге, с очередной подборкой завиральных историй о парящих над ночным городом воздушных змеях, разноцветных фонарях в глубине проходных дворов, молочно-белой реке тумана, стремительно стекающей по мостовой, а также мудрых старичках, юных феях с дудками и пестрых котах-оборотнях, встреченных по пути. Очень мило с его стороны придумывать всю эту прелестную чушь, чтобы было о чем поболтать за ужином, почти как в старые добрые времена, когда вместе сочиняли фантастический роман – азартно, взахлеб, перебивая друг друга, едва успевая записывать, порой не только поесть, но даже поцеловаться забывали; жаль, что в итоге получилась изумительно бездарная чушь. Впрочем, в таком деле процесс, говорят, гораздо важнее результата.
Обнаружив, что набрала три лишних кило, горько вздохнула и купила абонемент в спортивный клуб. Нарочно выбрала подороже, в надежде, что туда ходит более-менее приличная публика. Но все равно осталась недовольна новыми знакомствами. Думала – какие всетаки жлобские морды у свежеиспеченных «европейцев». А ведь эти еще, теоретически, лучшие, прошедшие какой-никакой эволюционный отбор.
«Жлобы» – таков был ее приговор местному населению. Таксисты с их неизменным «Русским радио», кряжистые мордатые тетки в разноцветных пуховиках, коротко стриженные юноши, разгуливающие по центральному проспекту в спортивных костюмах, алкаши, копошащиеся в мусорных баках – и не в каких-нибудь неблагополучных спальных районах, а в самом сердце Старого Города, на глазах сотен туристов, наверняка неоднократно проклявших тот день и час, когда их сюда понесло. Молодежь, не способная связать по-русски двух нормальных слов, зато виртуозно управляющаяся с любым количеством матерных. Поддатые торговки на цветочном рынке рядом с домом – у таких и картошку-то покупать не захочется. Но хуже всего – кошмарные дешевые пивные, заполонившие город, буквально в каждом квартале хоть одна да найдется. И их посетители, вечно толпящиеся у входа – пузатые, расслабленные, громкоголосые мужики и их вздорные бабы на полуметровых каблучищах, то и дело взвизгивающие по любому поводу: «Блямба!» Изумительной мерзопакостности эвфемизм, даже традиционная московская «бляха-муха», всегда пробуждавшая в ней инстинкт убийцы, не так ужасна. Куда мы приехали? Зачем тут остаемся? Почему не бежим, сломя голову? Ах, ну да, Дымычу же здесь нравится. У него новая работа, прекрасные коллеги и куча романтических фантазий насчет этого задрипанного городка. Но как, скажите на милость, ему удается ходить по тем же улицам и так долго оставаться при своих иллюзиях?
